Глава восьмая
С АКВАЛАНГОМ ПОД ЗЕМЛЕЙ
В океане, в известковых
раковинах, живут крохотные
создания: за 700 миллионов лет
они совершенно не изменились.
Вот они - самые осторожные
создания на свете...
Станислав Лем
В СИФОНАХ КРАСНОЙ ПЕЩЕРЫ
И
все же сифоны оставались нашими главными врагами. Они закрывали
нам путь в Красной пещере, в Ени-Сала-III и Аяне, в Желтой
и Скеле. В Крыму немного обводненных пещер - всего шестнадцать.
Но это - шестнадцать сифонов, шестнадцать загадок...
В начале работы нашей экспедиции я относился к аквалангу
не то чтобы неуважительно, но в общем спокойно. Ну что в
нем мудреного? Два баллона, редуктор да легочный автомат.
Но когда на тренировках мне самому пришлось спуститься в
мутную воду Симферопольского моря, где видимость у берега
была не дальше вытянутой руки, стало ясно, что дилетанту-аквалангисту
не место под землей. Только усилием воли я заставлял себя
идти по компасу вдоль дна, а не рвануться вверх, к свету
и солнцу, которые угадывались по легкой опалесценции воды.
Нет, для исследований наших каменных мешков нужны мастера
своего дела!
Мастера своего дела не замедлили явиться. 1962 год стал
первым годом работ советских аквалангистов под землей.
- Спортсмены-подводники Московского авиационного института
Юрий Плотников, Александр Никитин и Виктор Бровко прибыли
в ваше распоряжение, - заражаясь приподнятым настроением
лагеря, доложил Виктор Бровко.
Быстро намечены первые объекты работ. Пещера Алешина Вода
и три ближних сифона Красной пещеры должны были стать учебными
объектами.
...Получасовой подъем позади - и мы возле небольшого отверстия
в скале, из которого вытекает ручей. Обнаружил эту пещеру,
ничем не примечательную, кроме небольшой туфовой площадки
метрах в десяти ниже по течению, Алексей Прибыловский. Но
она оказалась "крепким орешком". Чего только не
делал Алексей, пытаясь преодолеть ее сифон! Между тем проникнуть
в пещеру было очень важно: наблюдения показали, что температура
воды в ней на добрых шесть десятых градуса выше, чем в Красной.
В опытах с флюоресцеином ручей, вытекающий из Алешиной Воды,
ни разу не окрасился. И наконец, немного выше по склону
проходил крупный сброс, отсекающий пещеру от Долгоруковского
массива. Поэтому от аквалангистов здесь ждали многого.
Виктор Бровко подробно рассказал в лагере об этом первом
эксперименте:
- Я повернулся лицом к сифону и, волоча за собой страховочный
конец, направился к уходящей под воду стенке. На страховке
остался Саша, а Юра стоял в полной готовности, в гидрокостюме,
с уже надетым аквалангом, чтобы в случае необходимости прийти
мне на помощь.
Иду медленно и осторожно, иногда поднимаю руку и нащупываю
нависающие камни. Метров через пять-шесть натыкаюсь на крутой,
градусов под сорок пять, подъем дна. Выползаю по скользкому
дну и неожиданно выхожу на воздух. Сифон пройден!
Гротик, в который я попал, совсем невелик. Под обрезом правой
стены виден уходящий в глубину колодец. На глубине двух
метров он поворачивает налево и исчезает из вида. Сильно
мешает отражение. Когда светишь сверху, невозможно понять,
видны ли сквозь прозрачную воду дно и стены хода или это
отражение надводной части зала...
Итак, первый спуск показал, что под землей надо применять
особую тактику работы. Всю тяжесть прохождения и съемки
новых галерей должен взять на себя аквалангист, идущий головным:
следующие уже почти ничего не видят в мутной воде. Страховка
с исходного рубежа погружения не всегда возможна, веревка
цепляется за уступы. Придется применять промежуточную страховку.
Следующие несколько дней были посвящены исследованию сифонов
Красной пещеры. Пожалуй, самым тяжелым в этой операции была
доставка оборудования к месту работ через горло Шаманского,
ведь баллоны аквалангов, наполненные сжатым воздухом под
давлением 150 атмосфер, - взрывоопасный груз! Первое погружение
в левом сифоне Академического зала не дало результатов.
Широкий ход, постепенно сузился и перешел в систему узких,
совершенно недоступных горизонтальных щелей.
Участок
Красной пещеры, где работали аквалангисты:
а - сухие галереи первого этажа,
б - сухие галереи второго этажа,
в - подземные озера,
г - сифоны,
д - направление подземного стока в межень,
е - направление подземного стока в паводок,
ж - восходящие источники (в паводок),
1 - вход в пещеру,
2 - первое озеро,
3 - второе озеро с сифоном,
4 - озеро Кашалотов,
5 - Старая река с сифоном в нижней части,
6 - Провальная воронка с верхним и нижним сифонами,
7 - Грибоедовская галерея
Второй объект - Провальная воронка. Ее борта, покрытые
влажным песком, круто обрываются в небольшое озеро, дно
которого покрыто глыбовым навалом. В сторону Академического
зала отсюда ведут узкие щели. А вот есть ли связь со Старой
речкой? Ведь до нее через монолитную стенку камеры всего
семь метров.
Подводные работы начинаются со скалолазания. Павел Сотников
садится на край воронки, закрепляется, пропускает веревку
вокруг пояса. Виктор Бровко в полном подводном облачении,
с аквалангом за спиной, аккумулятором на груди и фонарем
в руках, осторожно подходит к горлу воронки. Входное отверстие
ее - неправильный прямоугольник со сторонами 40 на 70 сантиметров.
Трудное место для погружения! Ноги скользнули вниз, и Виктор
повис на веревке, заклинило баллоны и аккумулятор. Юра медленно,
осторожно проталкивает их вниз. Зарисовав контуры надводной
части хода, Виктор уходит под воду и метров десять движется
вдоль левой стены. Но вот дно и своды поднимаются. Еще через
полтора метра он выходит на поверхность большого озера,
из которого, журча и пенясь на перекатах, выбегает Старая
речка.
На следующий день была одержана еще одна победа над небольшими,
но коварными сифонами Старой речки. Наконец-то окончательно
развенчана легенда о "пропасти" в ее дальней части.
Водолазам удалось пройти восьмиметровый сифон и выйти в
сухую галерею, за которой начинается мелкое озеро, соединяющееся
со вторым озером первого этажа четырехметровым сифоном.
Путь от Старой речки до поверхности впервые пройден по первому
этажу.
И вот сомкнулись отдельные звенья исследований этой части
Красной пещеры. Было установлено, что все озера и водотоки
от Академического зала до поверхности увязываются в единую
гидрологическую систему. Получили полное подтверждение работы
геофизического отряда Бориса Михайловича Смольникова. Таинственный
минимум на построенном им профиле оказался подземным озером.
Не ошиблись мы и с "пляшущими песчинками" Гены
Пантюхина между Старой речкой и поверхностью действительно
оказались сухие галереи.
Теперь мы можем установить, как движется подземный поток
на этом интересном участке. В межень из Академического зала
через Провальную воронку он поступает в Старую речку, уходит
в сифон и, резко сворачивает в узкую камеру, открытую геофизиками
и пройденную Геной Пантюхиным. После дождей эти щели не
могут пропустить всю массу воды. Она начинает переливаться
сперва в озеро Кашалотов, а оттуда через сифон попадает
в давно известные второе и первое нижние озера и подступает
к выходу из пещеры. Наконец, при весенних снеготаяниях,
когда расход Краснопещерной речки увеличивается почти в
750 раз, сифоны в Академическом зале и в конце Старой речки
не могут пропустить бурный поток. Вода поднимается на восемь
- десять метров, заполняет почти до сводов Академический
зал и Грибоедовскую галерею, водопадом низвергается в полузатопленный
первый этаж и вырывается из нижнего входа в пещеру. Неуютно
в такие дни под землей. Следы высоких уровней подземных
вод" прослеженные нами по всей пещере, показали, что
в это время полностью затапливается Клоака. Под водой оказывается
значительная часть всех засифонных ходов, включая их вторые
этажи у зала Сказок.
Так совместными усилиями научных работников и спортсменов
было разгадано одно из самых любопытных гидрогеологических
явлений Красной пещеры - бифуркация (раздвоение) подземных
потоков в паводок.
По аналогии удалось разгадать еще одну небольшую загадку
Грибоедовской галереи. На шестидесятом метре от входа в
ее правой стене есть узкое отверстие. Его совершенно чистые,
сглаженные водой края резко контрастируют с покрытыми глиной
полом и стенами хода. Это эставелла, периодический восходящий
источник. В первый крупный паводок после летней засухи он,
как детский пистолет-пугач, "выстреливает" несколькими
десятками кубометров воды, затопляет главную галерею и образует
живописный водопад. Но вот воздух, сжатый с двух сторон
водяными пробками, вышел - и вода устремляется обратно во
входной канал источника. Все снова замерло до следующего
паводка. А гидрогеологу остается только ломать голову над
тем, откуда взялись лужи на полу Грибоедовской галереи...
ОТ КАРАСУ-БАШИ ДО АЯНА
Удивительно красивое зрелище - уходящий под воду водолаз!
Лучи фонаря рассеиваются в воде, она отливает серебром,
плещется у ног. Постепенно свет удаляется, меркнет, пузырьки
воздуха исчезают, и лишь легкое подрагивание сигнального
конца указывает на то, что в сифоне человек, что он идет
дальше...
Но это в больших сифонах с широким входным отверстием. Совсем
не то в пещере Карасу-Баши, на северном склоне Караби. Она
начинается узкой щелью в левом борту ущелья, со дна которого
поднимаются мощные источники, берущие начало на плато. Этот
участок Горного Крыма - гидрогеологическая загадка. Связь
огромных источников, дающих начало крупнейшему притоку Салгира
Карасу-Баши, с карстовыми водосборами Караби-яйлы несомненна.
Но как проходит вода эти несколько километров, как ей удается
обойти Молбайскую котловину, выполненную некарстующимися
меловыми отложениями? Ведь эта котловина располагается как
раз между северными отрогами Караби и источником Карасу-Баши!
Мы не рассчитывали найти разгадку в пещере Карасу, но попытаться
все же стоило. Еще в 1960 году в восьми метрах ниже входа
в пещеру в узкой щели был обнаружен довольно глубокий водоем.
С аквалангом, возможно, удастся пройти вдоль щели в сухие
полости. Погружение под воду с поверхности невозможно. Не
спускаться же восемь метров по веревочной лестнице с аквалангом!
Пришлось соорудить деревянный настил, закрывающий часть
щели. Здесь удобно разместились четыре водолаза и все снаряжение.
Разрез
пещеры Карасу-Баши (по П.А. Боровикову и В.П. Бровко)
Начался спуск. Двигаться приходится в распоре между стенами,
круто входящими в воду под углом 75 градусов. На небольших
уступах более пологой стенки лежит осыпь из слабо держащихся
камней. На глубине 12 метров Виктор Бровко натолкнулся на
завал из веток и вернулся. Второй водолаз попытался разобрать
его, но осыпь пришла в движение. По аквалангу застучали
камни. Гул сползающей осыпи слышала даже вспомогательная
группа на поверхности, в 30 метрах выше.
Аварийная ситуация! Страховочная веревка натянулась, водолаз
начал подниматься... Когда он вышел на поверхность, за редуктором
тянулась пятиметровая лоза дикого винограда. Продолжать
работу было слишком опасно.
Но самым интересным для наших "кашалотов" - аквалангистов
- был сифон в Аянской пещере. Натолкнулись мы на нее неожиданно.
В 1960 году профессор Яков Авадьевич Бирштейн, завершая
биоспелеологическое обследование основных источников Крыма,
заинтересовался Аяном как крупнейшим выходом подземных вод
Чатырдага. Получен пропуск в зону водохранилища, и мы пробираемся
на юркой полуторке по узкой дороге, уводящей в глубь ущелья.
Вот и источник. Оборудованный в 1928 году водозабором, он
до сих пор поит водой Симферополь.
Мы не собирались уходить в подземный маршрут, но, проезжая
через село Заречное, на всякий случай прихватили в магазине
несколько свечей.
Пока Яков Авадьевич со студентами занимались отбором проб,
я прошелся вокруг каптажа источника, потолковал с милиционером,
охраняющим водозаборные сооружения, поднялся на скалы и
занялся геологическим описанием какого-то обнажения. Когда
еще придется попасть сюда!
Через десяток метров передо мной открылась узкая щель пещеры,
чернеющая на водоразделе между двумя неглубокими, но крутыми
балками.
"Должно быть, Аянская пещера, описанная в 1926 году
Биндеманом", - подумал я.
Привходовая часть была очень сухая, с выветренной щебенкой
и суглинистой трухой на дне. Пригнувшись, я залез в щель,
зажег свечку и не торопясь - всей-то пещеры 30 метров! -
пополз вперед. Но где-то за сужением тридцатого метра ход
пошел резко вниз и открылся в небольшой зальчик. Пол его
усыпан крупной галькой. Из зала в разные стороны расходились
ходы...
- Вот и верь описаниям, - желчно пробормотал я, озираясь,
- эдак еще и запутаться можно...
Выбрав средний ход, я вышел к тупику с колодцем. На дне
его блестела вода. Это становилось интересным!
Левый ход скоро пересек огромную вертикальную трещину высотой
метров двенадцать. Со свода свисали покрытые тонкой корой
натеков корни деревьев: до поверхности было недалеко. Трещина
расширилась и, перейдя в хорошо промытый водой ход, резко
свернула влево. Двадцать, тридцать, сорок метров, какой-то
глыбовый навал... И вдруг я услышал негромкое, но явственное
журчание!
Этот звук подействовал на меня, как шпоры неосторожного
седока на горячую лошадь. Не разбирая дороги, я кинулся
вперед, скатился с крутой осыпи и остановился перед иссиня-черным
глубоким озером, из которого, журча на перепаде, выливался
ручей... Правда, он тут же пропадал в трещинах левой стены
хода, но это неважно! Ведь в литературе утвердилось представление
о том, что Аян - напорный, восходящий источник. Но ручеек
- это его нисходящая, ненапорная ветвь...
Когда через три часа я вылез на поверхность, мой парадный,
отнюдь не пещерный костюм имел жалкий вид. Левый сифонный
ход оставил на нем жирные пятна красной глины. После узкого
правого хода, где я был вынужден остановиться перед семиметровым
обрывом над озером, от него остались одни лохмотья...
План
и разрез части Аянской пещеры (по П.А. Боровикову и
В.П. Бровко):
а - озера и воздушные пузыри,
б - сифоны,
в - направление движения воды в межень
Изумленные милиционеры слушали мой рассказ и диву давались.
Они даже не представляли себе, что в список охраняемых объектов
надо внести пещеру. И какую! Топосъемка, проведенная через
несколько дней, показала, что в ней 450 метров ходов, два
ручья и шесть озер разной величины. И самое удивительное
- вода в них стояла на разных уровнях!
В весенний паводок, когда разлились все крымские реки, расход
источника почти достиг максимума, мы еще раз пришли в пещеру.
За 100 метров до сифона мы услышали оглушительный рев потока.
С каждым шагом он крепчал. Звенело в ушах, низкие своды,
резонируя, издавали глухой, мрачный гул. Никогда до этого
я не слышал под землей таких мощных звуков. Подойти к сифону
было невозможно. Вода поднялась на шесть метров, затопила
всю галерею и, крутясь водоворотами, уносилась под нависающий
свод. Скорость потока после выхода из сифона составляла
в среднем десять километров в час. В потоке грохотали валуны.
Камень килограммов семь весом, брошенный в сифон, был моментально
унесен потоком к левой стене зала...
Вот в этом-то великолепном сифоне и работали несколько лет
подряд аквалангисты, конечно, в малую воду. Вот как описывает
подводник и спелеолог Виктор Бровко первое знакомство с
сифоном Аянской пещеры:
"Погружаюсь и вижу впереди глыбовый завал, в котором
имеется довольно широкий проход, уводящий вниз и вправо.
Прохожу легко. Глубина около четырех метров. Вдруг завал
кончается, и у меня даже захватывает дух: я стою в начале
колоссальной, почти круглой трубы, сплошь заполненной водой
и наклонно уходящей вдаль. Через десяток метров ее глубина
уже около пяти-шести метров.
Не может быть, чтобы такой ход никуда не привел! Иду вперед,
упираясь ногами в дно, цепляясь руками за маленькие коррозионные
гребешки на стене. Они острые, ранят пальцы или обламываются.
Первые 12-15 метров труба прямая и веревку тянуть легко.
Затем ход немного опускается, труба суживается и поворачивает
направо. Тщательно выбирая точки опоры, напрягаюсь и протаскиваю
веревку вперед. Поворот пройден. Открывается новое расширение
трубы, напоминающее тоннель метро.
Останавливаюсь отдохнуть и оглядеться. Смотрю вверх и вижу
поверхность воды! Правда, это всего лишь маленькое оконце
размером метр на полтора. Пытаюсь добраться к нему, но неудачно.
Парю в трубе и медленно опускаюсь на дно... Наконец удалось
забраться на камень, выходящий на поверхность воды. Высовываю
голову, осматриваюсь. Вдруг левая рука срывается, и острый
скальный гребешок прорезает манжет костюма...
Рву веревку три раза. Юра тянет меня все быстрее и быстрее.
Ориентируясь по веревке, пролезаю в щель и выхожу в сифонное
озеро. Из пробитого костюма струей льется вода..."
В 1963 и 1964 годах аквалангисты прошли с поверхности через
сорокаметровый сифон непосредственно в озеро правого хода.
Левый сифон удалось пройти почти на 60 метров. В нем обнаружили
воздушные пузыри разных размеров, а в конце - небольшой
зал с ручейком, несколькими узкими сухими лазами и новым
сифоном. Однако в этом зале не было места, где бы водолазы
могли раздеться, и от разведки сухих ходов пришлось отказаться.
Шестьдесят метров - это своеобразный рекорд молодой советской
подводной спелеологии. Выполненные научные задания - топографическая
съемка, замеры трещиноватости и другие специальные наблюдения
- выводят работы в Аяне в число лучших мировых подводных
исследований пещер. Но Чатырдаг по-прежнему хранит тайну.
К его подземным водотокам не удалось пройти ни сверху, через
эрозионные шахты на плато, ни снизу, через обводненные источники
на склонах...
СПЕЛЕОЛОГИЯ И СТАТИСТИКА
В 1964 году мы вели исследования пещер Чатырдага с двух
сторон. Лагерь Комплексной карстовой экспедиции, харьковских
и крымских спелеологов стоял на западной окраине плато,
в верховьях балки Чумнох. Отсюда удобно было исследовать
многочисленные шахты и вскрытые пещеры на нижнем и верхнем
плато Чатырдага. Уютный лагерь аквалангистов Московского
авиационного института расположился в основании восточного
склона Чатырдага, на берегу речки Аян. Возвращаясь из маршрутов
по склонам Чатырдага, мы часто заходили к ним полакомиться
сливами, попить ароматного кофе или просто отдохнуть у костра.
Коллектив у наших "кашалотов" был великолепный.
Ребята и девушки, в основном старшекурсники московских вузов
и недавние выпускники, держались очень непринужденно и дружески.
- Когда же, Вит, мы вас макнем? - спрашивал меня руководитель
группы аквалангистов Павел Боровиков. - Неужели так и не
побываете с нами под водой?
Мне очень хотелось "макнуться", но строгие правила,
установленные "кашалотами", не допускали к погружению
в пещерные сифоны спортсменов, имеющих квалификацию ниже
инструктора-подводника. А у меня за плечами всего десять
часов под водой и никакой тренировки. Перед каждым погружением
надо отдохнуть и пройти медицинский контроль, мы же попадали
в лагерь после утомительных поисковых и рабочих маршрутов.
Конечно, можно было остаться в Аяне на сутки, но променять
полный рабочий день на купание в Первом сифоне - это была
роскошь, которую нельзя было себе позволить.
Как-то в середине августа мы спустились к Аяну большой группой.
Геолог Наташа Павлова, недавно поступившая в мою группу,
должна была провести теодолитную съемку всех озер и водотоков
пещеры (это был контроль нашей полуинструментальной съемки),
а живой и непосредственной Инне Вознесенской, химику из
Харькова, предстояло отобрать и обработать на месте пробы
конденсационной капели. Она и не предполагала, что это был
своеобразный экзамен. Мы задумали цикл подземных гидрохимических
исследований Красной пещеры, но для его осуществления нужен
был хороший химик-спелеолог, энтузиаст пещер. Вот мы и начали
исподволь подготавливать Инну к этой трудной роли.
Моя задача в Аяне сводилась к полному геологическому описанию
пещеры. Начальная часть ходов пещеры несложна, поэтому я
ушел один, попросив Наташу и Инну догнать меня в правом
ходе. Но девушки замешкались, и я, чертыхаясь в душе, полез
туда один. Самое трудное место правой части Аянской пещеры
- наклонная скользкая труба, переходящая в семиметровый
отвес над озером. Единственная опасность, поджидающая, здесь
неосторожного, - это падение в глубокую воду. Но я бывал
здесь не раз и, не дожидаясь страховочной веревки, спустился
в распоре по трубе, ушел небольшим траверсом в сторону от
озера и спрыгнул на глинистый пол зала.
Минут через тридцать, заканчивая замеры трещиноватости в
заозерной части пещеры, я услышал взволнованные голоса.
Девушки живо обсуждали мое исчезновение и опасались, не
провалился ли я в глубокую щель перед озером. Выглядела
эта щель угрожающе, а звук падающих в воду камней наводил
на грустные размышления. Когда я подал голос со своего "рабочего
места", последовал жестокий разнос. Особенно горячилась
Наташа:
- Какой вы нам пример подаете? Без страховки, черт знает
куда... Ох, эти мне начальники...
- Сами виноваты. Сидели, небось, на поверхности, с аквалангистами
любезничали, - перешел я в контратаку и по смущенному лицу
Инны понял, что недалек от истины. - А я тут хоть пропадай!
Вот и пришлось немножко погреться скалолазанием...
В лагере девушки все-таки рассказали о моем "прегрешении".
Разговор перешел на различные приемы страховки, теорию и
практику спасательной службы на земле и под землей.
- Все же спелеология - очень опасное дело, - вздохнула одна
из девушек-москвичек из группы аквалангистов.
- Не более опасное, чем другие виды спорта, - возразил Павел
Боровиков. - Сколько лет мы работаем под землей, и ни одного
несчастного случая. Вероятно, дело в правильной организации
подземных работ. Вот пусть Вит скажет, он сегодня "именинник"
по части техники безопасности...
Но именно поэтому мне не хотелось пускаться в анализ всех
бывших за семь лет работы ЧП. Пожалуй, аварийных ситуаций,
которые не зависели от нас, было довольно много. То без
всякой видимой причины упадет у самых ног камень килограммов
на десять, то лестница сорвет ненадежный уступ, то разобьется
психрометр и осыплет своими составными частями стоящих внизу
людей... Бывали и внезапные срывы ледопадов, под которыми
мы работали. Словом, бывало всякое. Но когда делаешь все,
что от тебя зависит, выполняешь все правила поведения под
землей, эти ЧП начинают подчиняться закону распределения
случайных событий. Ведь никто не считает опасной прогулку
по городу, хотя, бывает, и карниз обвалится!
Избегая прямого ответа, я перевел разговор в более безопасное
"теоретическое" русло. Международная статистика
спелеологических исследований показывает, что благополучие
месячного спелеопутешествия оценивается в 99,8 процента.
Этот показатель несколько ниже показателя "благополучного"
существования среднего жителя нашей планеты, рассчитанного
по данным ЮНЕСКО, - 99,7 процента в расчете на год. А если
рассчитать вероятную благополучность двадцатидневной спелеологической
экспедиции в СССР по данным с 1958 по 1964 год, то она составит
99,8 процента.
Конечно, все это средние цифры. Английская спасательная
спелеологическая служба подробно проанализировала все чрезвычайные
происшествия более чем за 70 лет и выявила распределение
несчастных случаев по сезонам, по возрастным группам, в
зависимости от опыта и экипировки спелеологов. Оказалось,
что максимум ЧП (примерно по 11-12 процентов) приходится
на апрель, май и июнь, когда в пещерах бушует паводок. Основные
причины несчастного случая - это срыв при плохой страховке
или ее отсутствии (28 процентов), застревание в узком лазе
(19 процентов), отсутствие света (18 процентов). Чаще всего
(в двадцати четырех случаях из ста) неприятности происходят
со спелеологами, имеющими небольшой опыт и плохое снаряжение.
Однако в девятнадцати случаях из ста ЧП поджидает исследователя,
имеющего большой опыт и хорошее снаряжение. Здесь, очевидно,
немалую роль играет психологическое привыкание к опасности,
появляющееся у спелеолога с накоплением опыта. В этом свете
мое сегодняшнее "прегрешение" выглядело еще более
серьезным. Со статистикой не поспоришь.
...Вечерело. Над ущельем потянулась легкая пелена тумана,
негромко потрескивал костер. Павел поднялся, зашел в большую
десятиместную палатку и через минуту вышел из нее с гитарой.
Молча передал ее сидевшему у костра незнакомому мне мускулистому
парню в коротких вельветовых брюках и выгоревшей тенниске.
После короткого вступления приятный баритон завел нашу любимую
песню:
…Выверен старый компас,
Получены карты и кроки,
Выштопан на штормовке
Лавины предательской след...
Счастье, кому знакомо
Манящее чувство дороги.
Ветер рвет горизонты
И раздувает рассвет...
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ СУТОК ПОД ЗЕМЛЕЙ
Четырнадцатые сутки отсчитывают часы в базовом лагере штурмового
отряда на развилке Красной пещеры. Трижды сменился его состав,
согласно трем основным заданиям, стоящим перед участниками
экспедиции "Кизил-Коба-1966". Наука - спорт -
наука...
Первый этап - это гидрохимическая, микроклиматическая, газовая
и геофизическая съемка всех 12,5 километров пещеры, от входа
на склоне Долгоруковского массива до самых далеких точек
- шахт Аверкиева, Марченко и Провала...
Впервые в истории изучения глубинного карста СССР непосредственно
под землей развернута полевая гидрохимическая лаборатория.
Вместо белизны стола - ровная песчаная отмель, вместо полок
- небольшие карнизы слоистых известняков. Под свечи используются
природные канделябры - сталагмиты. Над ящиком с лабораторией
подвешен "петромакс" - бензиновая лампа, дающая
ровный свет силой 300 свечей. Спасибо Косте Аверкиеву (это
он предложил ее нам на время работ в Красной пещере) и нашим
болгарским друзьям Петру Трантееву и Димитру Себеву (они
передали мне после окончания экспедиции в Родопах полсотни
асбестовых сеточек, на которых сгорают пары бензина).
Инженер-химик Инна Вознесенская (экзамен в Аяне прошел успешно!)
и геолог Наташа Павлова колдуют у лаборатории. Еще в Симферополе
они отработали методику, позволяющую повысить чувствительность
определения иона НСО3- в полевых условиях: нас интересуют
мельчайшие изменения его содержания в воде подземных потоков.
Кроме того, надо определить величину рН подземных вод, содержание
в них ионов Са2+, Mg2+, Cl-, SO42- и,
конечно, агрессивной углекислоты.
Для этого обычно применяется метод Гейера: в бутылку с водой
насыпается порошок мрамора, проба закрывается, выносится
на поверхность, взбалтывается по нескольку раз в день и
анализируется через неделю. Одновременно отбирается контрольная
проба, не содержащая мраморного порошка. Содержание агрессивной
углекислоты определяется по разности между количествами
иона НСО3 - в обеих пробах.
Нас этот метод не устраивал. Недавно скончавшийся талантливый
ученый Дмитрий Сергеевич Соколов убедительно показал, что
реальные процессы растворения известняков (мрамор - это
ведь тоже известняк) проходят в условиях так называемой
открытой системы, при непрерывном подтоке углекислоты из
воздуха. А тут мало того, что проба изолирована от окружающих
условий, но еще ее выносят на поверхность, где температура
намного выше, чем под землей! Поэтому мы перешли к определению
величины агрессивной углекислоты прямо под землей. Больше
240 определений сделали Инна и Наташа в этих нелегких условиях!
Коля Лапин и Володя Давыдов измеряли температуру воды и
воздуха в каждой точке исследований, а их около ста... Тут
же были отобраны пробы воды и воздуха на полный лабораторный
анализ. Вынести их целыми на поверхность - невероятно трудная
задача: надо пройти под землей больше четырех километров,
преодолеть вплавь и на лодке десятки озер, спуститься с
нескольких водопадов... К. тому же тюки с пробами нельзя
переворачивать!
Юрий Баулин и Борис Коган составляют фотогеофизическую группу.
Они веселят нас песнями, которые принимает Юрин ПИНП, и
ослепляют неожиданными вспышками лампы-молнии. Но звуки
танго и вальсов постепенно слабеют, вспышки бледнеют, а
Наташа все чаще, чертыхаясь, разбирает полевой рН-метр...
При стопроцентной влажности вся эта электроника работает
ох как ненадежно...
Не меньше дел и мне с Юрой Шутовым. Надо определить точки
отбора проб, описать условия отбора, замерить расход воды
переносным водосливом или юрким поплавком, задокументировать
пробы. Темпы движения нашей группы черепашьи - меньше 200
метров в час...
Работы 1966 года имеют принципиальное тактическое отличие
от всех предыдущих исследований Красной пещеры. Прежде главные
физические трудности всегда ложились на плечи вспомогательных
групп, которые забрасывали для штурмового отряда снаряжение
и продукты. "Штурмовики" налегке проходили три
- пять километров и заставали готовый лагерь "с ванной,
гостиной, фонтаном"... и телефоном. Сейчас не то. Методика
изучения гидрохимического и газового режима пещеры требует,
чтобы исследовательская группа шла первой. Хотя нас десять
человек, все оборудование подземного лагеря взять с собой
мы не можем. И так у нас с собой химическая лаборатория,
аварийный запас продуктов, около шестидесяти бутылок для
проб, сто пятьдесят батареек для электрофонариков - запас
освещения на трое суток, лодки, психрометр, термометры,
фотоаппаратура, ПИНП... Правда, бутылки постепенно заполняются
водой и остаются в условленных местах, но зато тяжелеют
рюкзаки с анализами для нашей подземной лаборатории: ее
мы развернем до базового лагеря только один раз, у "Бахчисарайского
фонтана"...
В десять часов вечера, уже после двадцатиметрового каскада,
нас догоняют руководители вспомогательной группы Гена Пантюхин
и Юра Корнысь. По их лицам мы видим, что у них что-то случилось.
Так и есть. Лагерное снаряжение доставлено только ко второму
сифону. Вспомогательная группа, составленная из молодых
спелеологов Севастополя и Симферополя, выбилась из сил на
первых 500 метрах, протаскивая неуклюжие упаковочные мешки
через горло Шаманского и обвальные залы.
Мы поставлены в трудное положение. Прервать отбор проб нельзя.
Его надо провести в максимально сжатые сроки. Остаться на
развилке без теплой одежды тоже нельзя... И вот впервые
за много лет я вынужден отдать жестокое распоряжение:
- Любой ценой поднимите снаряжение на каскад!
Гена переминается с ноги на ногу, хочет что-то сказать,
но я отворачиваюсь и надеваю рюкзак, показывая, что разговор
окончен.
- Э-эх, жизнь наша пещерная! - доносится до нас Юрин голос,
и мы расстаемся...
Оставшиеся полкилометра проходим быстро. Все молчат. Сосредоточенно
отбираем пробы, проделываем весь уже ставший привычным комплекс
наблюдений. Вот и развилка. Пока шумит примус, мы сидим,
привалившись друг к другу, не снимая гидрокостюмов. Ни теплой
одежды, ни спальных мешков у нас нет...
Хлебнув горячего кофе, я внимательно смотрю на лица товарищей.
Наташа раскраснелась, нос у Инны, кажется, вытянулся. Коля
Лапин рассматривает потрескавшиеся от непрерывного пребывания
в воде руки, порезанные об острые выступы известняка. Восемнадцатилетние
Давыдов и Лукьянов привалились спинами к влажному натеку
и уже спят...
- Разбудите их и не давайте друг другу спать. Проснетесь
уже с радикулитом, - предупреждаю я. - Кто сможет пойти
за снаряжением?
Минута молчания, и один за другим поднимаются все, даже
девушки... Опять приходится принимать "волевое решение".
Стараюсь оценить не только общую подготовку и сегодняшнее
состояние товарищей, но и то, что придется им делать завтра
и послезавтра.
- Пойдут Баулин, Лихачев, Коган, Давыдов и я...
Обратно идем не с пустыми руками. К каскаду перебрасываем
все накопившиеся у нас пробы воды и воздуха и проверяем
старый телефонный кабель, оставленный в пещере с 1962 года.
Вспомогательная группа выполнила приказ. У каскада мы встретили
ребят и приняли у них семь тяжеленных тюков. Наша пятерка
вернулась на развилку в пять часов утра: пришлось дважды
пройти сложный маршрут от каскада до развилки, пока все
вещи были доставлены в лагерь. Первый рабочий день продолжался
двадцать два часа...
(Странное дело! События всегда разворачиваются в лад с общим
настроением. В 1962 году все шло в унисон песенке, которую
напевал Виктор Гуменюк:
Мне все равно, куда и зачем,
Лишь бы отправиться в путь...
И мы шли, открывая все новые и новые ходы, преодолевая
очень серьезные трудности и опасности.
В этом году перед нами стоят более простые по технике выполнения
задачи. Мы лучше оснащены, знаем, что ожидает нас на каждом
участке пещеры, но Гена Пантюхин еще в лагере носился с
песней:
...Как замучил меня вопрос:
Что же, что же не так, не так,
Что же не удалось?!
И нам не удалось многое...)
На следующий день, отоспавшись и придя в себя от неувязок
первого дня, мы разделились на две группы. Одна ушла в левый,
вторая - в правый ход. Юрий Шутов, Валерий Лихачев, Володя
Давыдов и я уползли в Клоаку. Кроме всего прочего, я хотел
детально осмотреть зал Каменного идола - единственную часть
Красной пещеры, где мне не удалось еще побывать.
После двухчасового утомительного ползания по низким галереям
Клоаки, полузатопленным водой, мы вышли к водопаду на ее
дальней развилке. Вправо продолжается узкий ход, вскоре
завершающийся сифоном. Влево, за узкой щелью с острыми режущими
краями, пропиленной водой в древнем натеке, неожиданно начинается
просторная галерея. Она то разделяется на несколько разновысотных
ходов, то расширяется в зал, заваленный глыбами известняка,
то превращается в высокую, но узкую щель, по которой приходится
двигаться в распоре где-то на высоте двухэтажного дома.
Довольно долго пришлось задержаться перед семиметровым водопадом,
пока не нащупали обход между натеками. И вот мы в зале Каменного
идола. Отбираем пробы. Есть ли здесь газ? Мнения расходятся.
Юра Шутов, много проработавший под землей при строительстве
Ялтинского гидротоннеля, утверждает, что есть, я сомневаюсь,
ребята говорят, что не чувствуют ничего.
И вдруг явственно изменилась тональность источника, выбивающегося
из узкой щели между глыбами. Может, показалось? Но нет:
журчание превратилось в глухой гул. Идет паводок! Когда
мы подошли к водопаду, стало не по себе: место, на котором
мы стояли, рассматривая стенку в поисках зацепок, затоплено
на полметра. А между нами и лагерем - десятки низких полусифонов!
Никогда еще мы не передвигались с такой скоростью. Какой
уж тут детальный осмотр! Непосредственная опасность нам
не угрожала: мы были в верхних, никогда не затопляемых этажах.
Но быть запертыми на неопределенный срок за полутора километрами
Клоаки...
Фронт паводка двигался со скоростью примерно 1,6 километра
в час. Мы же развили скорость до трех километров в час и
обогнали его на 25 минут. Целых гидрокомбинезонов не осталось
ни у кого.
В лагере все было спокойно. Наше сообщение не вызвало больших
волнений: здесь нам ничто не угрожало. Но все же как пригодился
бы телефон! Старая линия за четыре года вышла из строя,
а новую подтянут только завтра. Лишь выйдя на поверхность,
мы узнали, что паводок сослужил нам хорошую службу. Короткий
грозовой дождь охватил только часть плато, примыкающую к
одному подозрительному понору; вот оттуда-то вода и пришла
в Клоаку. Главное же течение подземной реки питалось водой
из Провала и не реагировало на осадки. Это было хорошее
дополнение к нашим экспериментам с окрашиванием!
По плану нам предстояло пройти с отбором проб на химический
анализ до Пятого обвального зала. Но иногда в "пещерные
приметы" приходится верить. "Что-то не так"
преследовало нас всю экспедицию: когда мы подошли к подпирающей
Пятый сифон плотине, то увидели, что вода с журчанием переливается
через каскад. Уровень ее за плотиной поднялся на 12 сантиметров.
Сифон наглухо закрыт...
Пришлось отступить перед сифоном и второй, спортивной группе,
которая сменила нас в базовом лагере на развилке через четыре
дня. Ее главное задание - пройти в Пятый обвальный зал,
организовать там лагерь и пробиться дальше, к Провалу, -
осталось невыполненным. Даже почти покоренная, Красная пещера
упорно сопротивлялась.
В бой были введены свежие силы - группа московских спелеологов
под руководством Володи Илюхина. Два дня они долбили водосток
в прочном известковом натеке, чтобы понизить уровень воды
в сифоне.
Трудно сказать, что лучше: самому нырять в неизвестность
или провожать товарищей и считать минуты до их возвращения?
Мы сидим на каскаде и смотрим, как Виктор Шеблаков и Анатолий
Никитин погружаются в предсифонное озеро и исчезают за поворотом
галереи. Вот по черной зеркальной глади воды пробежала последняя
волна... Пройдут ли они дальше или придется повернуть назад,
как и нашим недавним предшественникам? С сифонами шутки
плохи!
Прошло больше часа. Где-то глухо булькнула вода, еле заметный
зайчик света прыгнул на сталактиты у нас над головой. Затем
послышались тяжелые, чавкающие шаги. Идет! Еще минута, две
- и перед нами предстали наши разведчики. Сквозь запотевшие
очки шлемов гидрокостюмов мы не видим их лиц, и только учащенное
дыхание свидетельствует о чрезмерном напряжении.
Развязана жгутовка, сняты шлемы.
- Прошли, - вместе, словно по команде, коротко бросают они.
И этим сказано все.
Сейчас отдых. А завтра группа Илюхина уйдет за Пятый сифон.
Завтра им предстоит преодолевать один за другим тридцать
шесть натечных каскадов, высоких и низких, гладких и с острыми,
режущими руки краями, целых и прорванных водой...
Завтра они, так же как и мы четыре года назад, будут искать
пути обхода, подплывать к основанию водопадов, пытаться
найти зацепы на зализанной водой поверхности натеков. Завтра
им предстоит однообразная фотосъемка и мучительный подсчет
годичных ритмов кальцитовых отложений, слагающих двухметровые
каскады в дальней части пещеры. Все это будет завтра, послезавтра
и еще пять дней среди неумолчного шума воды, гигантских
глыб Обвального зала, под струями водопадов...
Но москвичам, как некогда и нам, не удалось найти проходимые
продолжения Красной пещеры. 1700 ее таинственных метров
все еще ждут своих исследователей...
ТОЧКИ НАД "И"
Красная пещера уже не умещается" в рабочей комнате.
Если надо разобраться в ее сводном плане, выполненном в
принятом у нас масштабе 1 : 500, приходится выходить в коридор,
разматывать десятиметровый рулон и долго ползать по нему
в поисках нужного участка.
Что же можно сказать о Красной пещере на основании комплексных
исследований 1958-1966 годов, в которых не последнюю роль
играли спортсмены? Прежде всего удалось решить давний спор
между представителями двух различных гидрогеологических
школ: сторонниками теории единого уровня карстовых вод и
сторонниками теории изолированных водотоков.
Теория единого уровня карстовых вод предложена в конце прошлого
столетия австрийским геологом А. Грундом. В чем суть этой
теории? Заполним жестяной ящик песком и проделаем в его
стенках на разной высоте несколько отверстий. Легко представить,
что произойдет, если подвести к нему воду из крана. Она
сперва заполнит все пустоты между песчинками, а затем начнет
постепенно подниматься, изливаясь наружу сначала через нижние,
а затем через верхние отверстия-источники. В принципе эта
схема не нарушится, если поместить в ящик не песок, а пористый
или трещиноватый известняк. Вода в его трещинах и полостях
также должна образовать единый уровень, от сезонных колебаний
которого зависят особенности работы источников. Если принять
точку зрения Грунда, то гидрогеологу не обязательно знать,
что происходит с водой в глубине горного массива. Ему достаточно
обследовать все источники района и составить по высотным
отметкам их выходов карту гидроизогипс (то - есть линий
равного высотного положения подземных вод). И сразу станет
ясно, куда направлен главный поток карстовых вод и где можно
встретить их крупные запасы. Именно так представляла себе
гидрогеологию Долгоруковского массива Е.А. Зуброва, которая
исследовала эту часть Горного Крыма в 1954-1957 годах: его
подземные воды скапливаются на водоупорных конгломератах
и песчаниках, насыщают нижнюю часть известняковой толщи,
образуя в ней единый уровень карстовых вод и растекаются
к склонам массива, выходя на поверхность в виде источников.
Единый
уровень карстовых вод в горном массиве:
1 - зона вертикальной циркуляции,
2 - зона сезонных колебаний уровня,
3 - зона горизонтальной циркуляции по уклону водоупора,
4 - постоянные источники и потапливаемые пещеры,
6 - сухие пещеры,
7 - статические запасы подземных вод в понижениях водоупора
Но не все гидрогеологи разделяли точку зрения Грунда. Ведь
известняковый массив по своим водопроводящим свойствам очень
неоднороден. Может быть, вода не образует под землей единого
уровня, а движется отдельными, не связанными между собой
струями, располагающимися на разной высоте и питающими разные
группы источников? Именно в этом смысл теории изолированных
водотоков, разработанной в начале XX века директором геологической
службы Боснии и Герцеговины Ф. Кацером. Поиски и разведка
таких изолированных водотоков - куда более трудная задача,
чем исследование карстовых вод имеющих единый уровень. В
1913 году русский карстовед А. А. Крубер в обзорной работе
"Гидрография карста" объективно изложил сильные
и слабые стороны этих теорий. Он пришел к выводу, что даже
в такой сравнительно небольшой карстовой области, как Крым,
можно выделить участки с "нормальными" грунтовыми
водами, имеющими единый уровень, и участки, где по соседству
могут существовать независимые друг от друга изолированные
карстовые водотоки.
Изолированные
карстовые водотоки в горном массиве (по И.К. Зайцеву,
переработано В.Н. Дублянским):
1 - зона вертикальной циркуляции,
2 - зона горизонтальной циркуляции,
3 - зона сифонной циркуляции,
4 - статические запасы подземных вод в понижениях водоупора
близ крупных тектонических нарушений,
5 - постоянные источники и обводненные пещеры,
6 - периодические источники и подтапливаемые пещеры,
7 - сухие пещеры
И вот сейчас, завершая первый этап исследований Красной
пещеры, мы смогли подойти к решению этого спора. Оказалось,
что Красная пещера - это классический карстовый водоток,
как бы "подвешенный" в трехсотметровой толще верхнеюрских
известняков. Некарстующиеся водоупорные породы залегают
намного глубже, чем галереи пещеры. А небольшие прослои
песчаника, встреченные нами в шахте Провал и в Пятом обвальном
зале Красной пещеры, не только не мешают развитию закарстования,
но даже способствуют ему, поставляя в "подземную мельницу"
Краснопещерной реки крохотные песчинки-жернова.
Так
изменились представления о гидрогеологии Долгоруковского
массива.
а) По Е.А Зубровой, 1957:
1 - область питания на плато,
2 - область разгрузки через источники на склонах,
3 - поверхностные водоразделы,
4 - источники,
б) По В.Н. Дублянскому, 1966:
5 - система Красной пещеры,
6 - поверхностный поток Суботхан,
7 - направление движения подземных вод,
8 - контуры водосборов, питающих отдельные группы источников
Если водоупорная толща не оказывает влияния на направление
стока подземных вод массива, то каким образом они концентрируются
в виде изолированных водотоков? Геофизические исследования
Бориса Михайловича Смольникова и геологическая съемка дипломанта-геолога
Геннадия Серафимовича Пантюхина помогли ответить и на этот
вопрос. Верхнеюрские известняки Долгоруковского массива
разбиты тектоническими нарушениями на отдельные блоки, смещенные
по отношению друг к другу. При формировании таких нарушений
в известняках образуются многочисленные трещины разных направлений.
Вот именно здесь, в наиболее ослабленных, трещиноватых зонах
опущенных блоков, и концентрируются карстовые воды, прорабатывая
со временем огромные галереи пещер. А источники на поверхности?
Они чаще всего также образуются там, где речные долины вскрывают
трещиноватые зоны. Дальнейшее расширение и промыв этих зон
карстовыми водами - длительный геологический процесс, запечатленный
в шести этажах Красной пещеры. Как показали геоморфологические
исследования пещеры и изучение костей ископаемых позвоночных,
найденных в отложениях подземной реки, верхний, шестой этаж
Кизил-Кобы начал формироваться более чем два миллиона лет
назад, в позднем плиоцене.
Нельзя сказать, чтобы наши взгляды, подкрепленные десятками
примеров из спелеологической практики, сразу получили общее
признание. Из тьмы подземелий споры перешли на "высший"
уровень, на свет кабинетов и научных совещаний.
- Это еще ничего не доказывает, - говорили наши оппоненты,
не отвергая, но и не принимая "ползучие спелеологические
методы исследований", при помощи которых были получены
эти результаты. - Краснопещерная река - это так называемый
висячий водоток, который образуется в высокую воду на менее
водопроницаемых известняках. Ведь массивные, слаботрещиноватые
известняки - это тоже водоупор! А главная зона обводнения
со значительными запасами подземных вод, все-таки образующих
единый уровень, располагается гораздо ниже, на водоупоре...
Что ж... Если не нравятся спелеологические методы, надо
бороться классическим оружием гидрогеологии. Один из лучших
методов гидрогеологических исследований - воднобалансовый.
Гидрогеолог определяет отдельно приходные (атмосферные осадки,
конденсация, приток из других районов) и расходные (испарение,
подземный и поверхностный сток, отток в другие районы) части
уравнения водного баланса и сравнивает их между собой. Но
для этого нужны фактические данные длительных, так называемых
режимных наблюдений, которые до последнего времени в Горном
Крыму не проводились.
Вот тут-то и стали сливаться воедино все те наблюдения,
которые мы вели на гидрогеологической станции Ай-Петри и
в Скельской пещере, на выжженной солнцем Караби и в сифонах
Аяна. Восьмилетние работы нашей гидрогеологической станции
на Ай-Петри дали очень много важных сведений о распределении
атмосферных осадков на разных элементах карстового рельефа,
о влиянии ветра на формирование снежного покрова, об испарении
с поверхности грунта и снега в Горном Крыму. Расчеты, сделанные
еще на Караби, показали, что конденсация составляет около
семи процентов годового объема выпадающих I осадков. Сведения
о расходе Краснопещерной реки дал гидрологический пост,
организованный по нашей просьбе Крымской гидрометобсерваторией.
Многочисленные опыты с окрашиванием и геологическая съемка
позволили довольно точно определить область питания системы
Красной пещеры.
Упрощенное уравнение водного баланса Краснопещерного гидрогеологического
района можно записать так:
осадки + конденсация = испарение + сток + отток на питание
глубоких горизонтов.
Проставим цифры:
100% + 7,1 % = 49,6% + 57,5% + 0,0%.
Итак, судя по району Красной пещеры, в горных массивах Крыма
ниже уровня изолированных водотоков нет сплошного обводнения
и крупных запасов подземных вод. Этот теоретический вывод
полностью подтвердился и при строительстве Ялтинского гидротоннеля,
который, пройдя над самой поверхностью водоупорной толщи,
в 700-1000 метрах ниже уровня плато, встретил только небольшие
изолированные струи подземных вод в трещиноватых зонах.
Но сторонники единого уровня и тут не примирились с поражением.
- Как же, - возражали они, - ведь на водоупорной толще в
глубине Крымских гор обязательно должны существовать "резервуары",
заполняющиеся водой в паводок и постепенно "срабатывающиеся"
в межень. А ваша Красная пещера?! Разве ее озера смогут
вместить весь огромный объем талых снеговых вод?
Пока у нас в руках не было данных наблюдений Краснопещерного
гидрологического поста, спорить было трудно. Но вот обработаны
ленты самописца, регистрирующего уровень воды; расходы Краснопещерной
реки рассчитаны и сопоставлены с объемами нижних этажей
пещеры, затопляемых во время паводка. И последние возражения
отпадают: после снеготаяния и сильных дождей уровень воды
в пещере быстро (за одни-двое суток) повышается на несколько
метров, затем на протяжении пяти-восьми дней постепенно
спадает, что отмечается на графике расхода Краснопещерной
реки плавной кривой. Новые осадки на поверхности - и снова
уровень воды в пещере повышается. Объем подтапливаемой части
пещеры точно соответствует суммарному объему стока за время
прохождения паводка!
А как же летний меженный сток? Почему Краснопещерная река
не пересыхает полностью даже после двух сухих месяцев, когда
на поверхность Долгоруковского массива не выпадает ни капли
дождя? Меженный расход реки Краснопещерной из года в год
устанавливается на уровне семь-восемь литров в секунду,
что соответствует сезонному объему стока, составляющему
6,9 процента годовой нормы осадков. Но конденсация за теплый
период, по микроклиматическим данным, составляет 7,1 процента.
Значит, наше предположение, что летний сток реки Краснопещерной
формируется за счет конденсационных вод, подтвердилось!
Вниз
по течению Краснопещерной реки наблюдается то выпадение,
то отложение бикарбоната кальция
а) Продольный профиль Долгоруковского массива
1 - шахта Провал,
2 - Пятый обвальный зал,
3 - сталактитовый сифон,
4 - развилка,
5 - двадцатиметровый каскад,
6 - Первый обвальный зал,
7 - старая часть пещеры,
8 - река Краснопещерная ниже туфовой площадки,
б) 9 - общая минерализация воды, мг/экв,
10 - температура воды, оС,
11 - рН воды
Много интересного узнали мы и о том, как поверхностные
и подземные воды растворяют известняки. Как и большинство
гидрогеологов, мы сперва полагали, что вода растворяет горную
породу на всем пути своего движения, от поверхности плато
до источников на склонах. Работы в вертикальных полостях
заставили изменить это мнение. Минерализация инфильтрационных
вод, отобранных из трещин и ванночек на глубине 50-100 метров
от поверхности, оказалась близкой к минерализации воды источников.
Значит ли это, что, уходя в толщу горного массива на глубину
300-500 метров, вода уже почти не растворяет известняки?
Экспедиция "Кизил-Коба-1966" дала ответ и на этот
вопрос. Оказалось, что между температурой подземных вод
и их минерализацией существует четкая обратная связь. Температура
непрерывно возрастает вниз по потоку, а минерализация...
уменьшается! Значит, в межень под землей идет отложение
бикарбоната кальция, растут сложные узоры каменных ковров
и оторочки ванночек...
Этот процесс происходит неравномерно: на участках со спокойным
рельефом водный поток ритмично откладывает карбонатный материал
(вот откуда взялись наши натечные плотины в верхней части
пещеры!), а на участках с крупными каскадами, в разломных
зонах, где повышается содержание углекислого газа в воздухе,
преобладает растворение. Когда вода выходит на поверхность,
ее температура и рН резко возрастают, начинается бурное
выделение углекислоты и формирование известковых туфов.
В летнюю межень минерализация реки Краснопещерной в пределах
туфовой площадки уменьшается в среднем на восемь - десять
миллиграммов. Легко рассчитать, что на формирование туфовой
площадки в таких условиях потребовалось не менее 110 тысяч
лет.
В паводок подземные воды производят в Красной пещере огромную
разрушительную эрозионную работу. Они ворочают громадные
глыбы известняка, выносят из ванночек песок и гальку, шлифуют
ими стены галерей. Но эрозии неотступно сопутствует растворение.
Вот почему пещеры-источники на склонах горных массивов можно
с полным правом отнести к коррозионно-эрозионному классу
карстовых полостей. Пещеры и шахты-поноры на плато представляют
собой начальные, а вскрытые пещеры на плато и склонах -
средние звенья древних гидрогеологических систем. Пещеры-источники
на склонах горных массивов - это их конечные звенья!
Но почему нет отложений туфа у входа в Иель-Кобу - средний
этаж Красной пещеры? Как происходит растворение известняков
при смешении подземных вод разной минерализации? Как...
Впрочем, поставим точку. Для ответов на эти и многие другие
вопросы пока еще нет данных. Ведь работы Комплексной карстовой
экспедиции - это только первая, маршрутная часть более широких
исследований карста Украины. Многие вопросы динамики развития
карстовых полостей можно решить только при организации подземной
лаборатории. И лучший объект для нее - Красная пещера.
Поэтому, расставаясь с ее залами и галереями, мы всегда
говорим "до свидания", а не "прощай".
Мы еще вернемся в этот удивительный мир!
